Проблески: Моя мистическая жизнь, часть 1
статья, помещенная Навабом Паснаком третьего октября 2017 года (03.04.2017)

Здесь помещается первая часть повествования Хазрата Инаята Хана о некоторых аспектах его детства в Индии. Хотя он начинает с заявления своего намерения рассказать “весь опыт с детства до настоящего времени”, что должно было быть где-то в районе 1920-ых годов, ритм и запросы жизни очевидно не позволили ему рассказать после своей юности. Тем не менее это очаровательный и ценный рассказ о его воспитании, его природе и характере. Из-за длины текста, он будет помещен по частям. 

История моей мистической жизни

Многие мои друзья часто интересовались моей жизнью в прошлом и спрашивали, что привело меня к той работе, которую я в настоящий момент веду. Лучше будет остановиться и объяснить все эти вещи, которые интересуют столь многих, так что я вам расскажу сейчас весь мой опыт с детства до настоящего времени.

Родившись в семье пяти поколений музыкантов, насколько это известно, у меня была естественная предрасположенность к музыке и поэзии в духе. Это было выражено с большей интенсивностью во мне, что было явно даже в детстве до такой степени, что это иногда поражало, иногда забавляло, иногда удивляло, иногда радовало, а также иногда пугало моих родителей.

Среди знакомых моих родителей были два друга, которых интересовало проявление подобной тенденции в ребенке. Они делали приятные замечания или же хвалили моих родителей, которые испытывали страх, веря в то, что подобные проявления проступают в результате “сглаза” и поэтому были опасны.

Гармония в музыке видна и проявлена в игре ребенка, в его движениях, в том, как он организует игрушки, как он гармонично размещает вещи, в любви к инструментам, в удовольствии учить слова и использовать их в надлежащем месте в подходящее время, во всем, что выражено в поэзии и музыке.

Я пошел в школу с уже развитой  подобной склонностью, меня больше интересовала поэзия, чем что-либо другое. Этот односторонний интерес сильно огорчал моих учителей, видя, что другие предметы меня не занимали. Они считали, что имея такую независимую природу, я не смогу ничему научиться, что со мной должно быть что-то не в порядке. Я почти всегда был внизу класса, и я получал большую долю наказаний, которые обычно дети получают в школах. Был обычай периодически менять учителей, и так случилось, что умный преподаватель пришел в мой класс; он был сильно удивлен  обнаружить ребенка в конце класса, который никогда не мог ответить на вопросы, потому что он не делал хорошо уроки, но который всегда выходил первым всякий раз, когда вставал вопрос о поэзии или о чем-то более глубоком! Он не мог понять, как такой бестолковый ребенок мог понять одни вещи, а другие – нет. Этот преподаватель поговорил с моим отцом об этом; ему было очень жаль видеть, как я пренебрегал и не обращал внимание на все остальные предметы, что меня интересовал только лишь один предмет. Он боялся, что мое воображение, поглощаясь своими фантазиями, будет развиваться, выходя за все нормы, и поэтому я не буду полезен в практической жизни.

Эта предрасположенность может привести меня в пустыню или, возможно, в мастерскую с кисточкой и ручкой или же карандашом и бумагой; но он осознавал, что культура воображения никогда не получала хорошего вознаграждения в мире, понимая под этим приобретение удобств,  денег и всего, что человек желает в этой жизни. Поэтому они подумали: если я стану поэтом, то какое благо будет от этого семье? Поэтому все было сделано, чтобы предотвратить развитие этой способности. Однако как говорил Саади, каждая душа рождается с определенной целью, и свет этой цели зажжен в его душе. Поэтому этого нельзя было предотвратить, хотели того мои родители или нет, даже если весь свет пытался бы отвратить это. Способность эта пробуждалась и поднималась на поверхность.
В возрасте семи лет я уже сочинял по-своему стихи. Возможно, они ни для кого ничего не значили, слово здесь и там могло не  иметь значения, но каждая строчка была организована согласно ритму и рифме. А когда мне было около девяти лет я сочинил стихотворение и пошел с ним к моему дедушке Маулабакшу. Он был Бетховеном своей страны в то время, музыкантом уникального таланта и высокой репутации. Ему понравилось моё стихотворение, и вместо того, чтобы подавлять эту способность, он её поощрил, говоря: “Да, оно неплохо, но может быть еще лучше”. И это меня воодушевило!

Кроме всего этого мне очень нравилось слушать истории моего отца, который их рассказывал мне каждый вечер, возвращаясь домой с работы. Особенно мне нравились рассказы, которые выражали что-то мистическое или оккультное или передавали какой-то символический миф. Тогда я принимался задавать вопросы: почему это было так? почему так  произошло? почему с этим хорошим человеком в истории так плохо обошлись? Вопрос за вопросом! Мой терпеливый отец отвечал их всех, пока наконец терпение у него иссекало и он говорил: “Было бы лучше, если вопросы могли бы сейчас прекратиться”.  Возможно, он мне расскажет получше историю завтра, если я не буду задавать столько вопросов. Однако я от этого не замолкал. Я продолжал думать об этих историях, лежа в постели, и поскольку я не мог спорить с отцом, то я спорил с самим собой.  Иногда мой разум давал мне ответы, а иногда нет, потому что он еще не был полностью развит. Поэтому я засыпал с жаждой и голодом познать скрытые  тайны природы. Днём я не мог довольствоваться компанией моих сверстников, потому что мальчики не могли удовлетворить того голода, который я испытывал, отправляясь в постель. Они хотели всего лишь играть.

Мой отец не мог понять, почему я не играл с вещами, которые он мне приносил. Он говорил: “Почему бы тебе не поиграть с этим воздушным змеем, с этим мячом? Я приношу ему китайских курочек и других птиц, а он с ними не играет”. Затем он взял меня с собой посмотреть на борцов, на петушиный бой и другие вещи подобного свойства. Я ходил на подобные выступления по разу, а потом возвращался домой, не проявляя никакой благодарности или радости, которые дети моего возраста могли бы выразить. Мои родители не могли понять меланхолическую природу этого мальчика; они думали, что возможно, он сойдет с ума.

Я продолжал прокручивать в голове историю предыдущего дня: почему королю надо было пройти через всё это горе? Почему королева так поступила? В чём состоит объяснение всего этого? Поэтому я ходил и спрашивал кого-нибудь. Однако многие люди не хотят затруднять себе голову, и они говорили: “Какое тебе дело до того короля и той королевы? Их уже давно нет!” Иногда я встречал человека, который давал мне ответ, и тогда я спорил с ним об этом до тех пор, пока я ему не надоедал, и он тогда говорил: “Отправляйся и, пожалуйста, не возвращайся; зачем задавать вопросы и спорить о вещах, которые ничего не значат!”